Счастье среднего возраста - Страница 19

И что бы это значило?

Каким образом самая простецкая, банальная операция вдруг вышла из-под контроля? Он ругал себя — который уже раз! — не надо было нанимать этих полудурков!

Кретины! Захотелось им еще и машину прихватить! О господи!

Без этой Романовой весь его план, который он так долго, тщательно — годами! — строил, летит к черту!

Он налил себе еще порцию виски и выпил одним большим глотком, не почувствовав вкуса. Размахнувшись, со всей силы запустил пустой бокал в стену, уступив клокочущей внутри ярости.

— Идиоты!

Это же так просто, как детская игра в песочнице — на пустой темной проселочной дороге двум здоровым козлам с пистолетом выволочь женщину из машины, затолкать в джип и привезти куда приказано!

Мелкая, вонючая жадность испортила всю разработанную схему!!!

Он с силой рванул на себя дверцу бара, от рывка затрещали надежные медные петли, выхватил чистый бокал, раздраженным движением крутанув крышку с бутылки так, что она улетела куда-то, проскакав по паркету, и налил до половины виски.

А те, которых он послал к дому?

Он ненавидел до звенящей ярости этих гоблинов с их тупой самоуверенностью, причислением себя к хозяевам жизни, основанной на причастности к криминалу и наличию оружия в кармане.

Быдло, тупое, мелкое! Смердящие своей узколобостью, жадными грязными руками тянущиеся ко всему, что можно украсть, урвать, отнять!

Он дал четкие указания, выверив план посекундно, до мелочей! Забыл только отвести в своем просчитанном плане зазор на тупость, неумение выполнять приказы и непомерную жадность быдла. И лень!

Сказано было тем не сидеть в машине у подъезда, рассредоточиться — один возле квартиры, другой у подъезда.

Его даже подташнивало, и он знал, что не от виски, а от брезгливости.

Надо взять себя в руки!

В ярости невозможно думать, а думать надо… Четко, быстро, от этого зависит все — и прекрасная красота задуманного и практически осуществленного детища, и деньги, настоящие, те, что можно назвать деньгами с почтением, с большой буквы, и его жизнь.

Теперь и его жизнь!

Он много лет шел к этому — годами, годами! — кропотливо, шаг за шагом, шел к своей цели. Выстроил и спланировал все красиво, талантливо и любовался построенной схемой, своими достижениями!

И на последнем, решающем этапе такие неприятности, и только потому, что он нанял это говно!

Но он не мог обратиться к другим, более компетентным и профессиональным людям, с которыми привык работать, — не мог! У этих своя этика, и цеховые договоренности, даже у одиночек, высокого уровня. Его бы сдали сразу, и не за деньги, а именно в силу того самого профессионализма. Пришлось прибегнуть к отморозкам дешевым.

Без этой Романовой он попадет так!.. Те люди, которых он задействовал и долго обрабатывал и кому дал гарантии — они ни ждать, ни шутить, ни слушать его не будут — прихлопнут, как букашку надоедливую, никто и не заметит!

Романову он найдет! У нее работа, детище всей жизни, и мать. Она не исчезнет, объявится! Куда ей деваться!

Надо ждать, расставить везде, где она может появиться, по человечку, и ждать!

Он умеет. Ничего, ничего — он подождет!

Отморозкам урок преподнесен. Он выстрелил одному из них в живот и получил небывалое удовольствие, близкое к экстазу, наблюдая, как тот дергается и корчится в агонии, попутно объясняя остальным, как надо выполнять его приказы! Натуралистическим примером!

И посмеялся от души их попыткам дернуться, доведя до их крошечных мозгов, что их пахан предложил ему перестрелять их всех за нерадивость и неисполнение приказов и обещал других прислать.

Хотите жить?

Он получил удовольствие.

Давай, Сашенька Романова. Объявись! Где ты там прячешься, глупенькая?

Он засмеялся. Зря он так расстроился и злился понапрасну: это даже интересно — «поводить» ничего не понимающую, бесполезно мечущуюся дамочку!

Да, и надо срочно выяснить, что это за мужик ей помог. И главное: почему?

Александра бежала за Иваном Федоровичем Гуровым, перестав ориентироваться в сплетении улиц, переулков и дворов, через которые он ее тащил, так и не отпуская руки. Они вынырнули из какой-то подворотни на дорогу и остановились. Остановился он, а Сашка, налетев на него, прекратила движение, как Конек-Горбунок: «Встань передо мной, как лист перед травой!»

— Постойте здесь. Я сейчас! — подал голос молчавший во время пробега господин Гуров. — Никуда не уходите!

— Есть! — отозвалась Сашка.

Отпустив ее руку, он куда-то скрылся. Быстро так!

Санька постояла, переминаясь с ноги на ногу — от каблуков и бега на различные дистанции ноги немилосердно гудели.

«Стою тут, как!.. — начала ворчать про себя Сашка. — И чего я его слушаю! Он сам по себе, я сама!»

Она увидела себя как бы со стороны — стоит дамочка, одна, в четыре утра на московской улице, переминается с ноги на ногу! Как это называется?

Уж утро близится, а Гурова все нет!

Надо поймать машину и…

И что дальше? Куда ехать?

«По дороге подумаю!» — решила Сашка.

И, увидев приближающийся свет фар, подняла руку.

«Десятка» «мокрый асфальт» остановилась возле нее, открылась пассажирская дверца — нынче она в фаворе, все-то перед ней дверцы распахивают! Перегнувшись через сиденье, показалась уже привычная за сегодняшнюю ночь личность.

— По-моему, я сказал стоять и ждать, а вы ответили: есть?

— А по-моему, самое время не стоять, а что-то делать! — проворчала Сашка, забираясь внутрь.

Машина тронулась, а Санька, изволя пребывать в раздражении, сурово поинтересовалась: